Усадьба глинки после брюса. Усадьба Брюса: от дворянского имения к дачному поселку По последним данным усадьба недоступна для посещения

Яков Вилимович Брюс (1670-1735) - генерал-фельдцейхместер, впоследствии граф и генерал-фельдмаршал, неразлучный спутник Петра в его походах, и в некоторых путешествиях, поселился в Глинках в 1726 году, где жил до конца своей жизни, изредка наезжая в Москву и предаваясь исключительно научным занятиям.

Брюс получил прекрасное домашнее образование и особенно пристрастился к наукам математическим и естественным. Яков Вилимович Брюс был, бесспорно, просвещеннейшим из всех сподвижников Петра. Занимаясь составлением и переводом сочинений, Брюс надзирал за ходом всего типографского дела в России, но больше всего имя его известно, как автора календаря, который в первый раз появился в печати в 1709 году "изобретением" Василия Киприянова, и "под надзором" Якова Вилимовича. Хотя он впоследствии сам не издавал календарей, тем не менее справедливо может считаться основателем календарного дела на Руси, так как принимал главное участие в составлении их, подражая преимущественно немецким календарям. От него остались, как памятник его занятий, библиотека и кабинет разных "куриозных вещей", который в то время почитался единственным в России. Перед смертью он завещал их в кунст-камеру Академии Наук. Состав того и другого самый разнообразный: тут и книги, и карты, числом около 735, и рукописи, и инструменты, и всевозможные редкие предметы (около 100).

Глинки - самая древняя каменная дворянская усадьба Подмосковья. Архитектурный ансамбль Глинок начал формироваться в 1727 - 1735 гг., когда Брюс вышел в отставку и переехал в Глинки, пожалованные ему в 1721 году за Аландский мир со Швецией.

Усадьба строилась в 20-е годы XVIII века мастером, к сожалению нам неизвестным, в стиле дворцово-парковой архитектуры, с чертами европейского барокко. Усадьба представляет собой симметрично распланированный жилой комплекс с хозяйственным двором, регулярным парком с прудами и садовым павильоном. Парадный двор, сохранившийся до нашего времени, - строго выдержанный прямоугольный ансамбль из построек, ориентированных по сторонам света, главного дома и трех флигелей. Не меньший интерес, чем архитектура, представляет парк в Глинках с его регулярными фигурными дорожками, в плане образующими интересные сложные фигуры, в которых можно усмотреть масонские знаки. Сейчас территорию усадьбы занимает санаторий "Монино". На территорию можно пройти совершенно свободно через центральный вход. Несколько лет назад в западном флигеле усилиями местных краеведов был открыт музей Брюса. К сожалению, музей сейчас переживает тяжелые времена, связанные с переделом собственности и не работает.

Главный усадебный дом. Великолепна лоджия в центральной части фасада, нижний ярус которой образован рустованной аркадой, а верхний - стройными спаренными колоннами. Центр постройки отмечает фонарь-башенка, где по всей видимости и находилась астрономическая обсерватория Брюса.

Окна нижнего этажа покоятся на полочках, поддерживаемых кронштейнами, и обведены с двух сторон и поверху рустованным камнем с выступающим вверху треугольничками.

Наличники окон первого этажа наделены эффектными маскаронами. По легенде в масках представлены карикатурные образы вельмож того времени, настроенных против Брюса.

Садовая сторона дома была распланирована в общих чертах аналогично дворовой. Колонны верхней лоджии обрушились, и вместо нее получилась открытая терасса.

Архитектурный стиль дома продолжают другие здания усадьбы.

В этом флигеле располагается музей Брюса, сейчас закрытый.

Вход в усадьбу

"Лаборатория Брюса" или "Петровский домик" - одноэтажный парковый павильон, типичный образец петровской эпохи.

Пилястры с коринфскими капителями

Полукруглые арочные ниши с раковинами на фасаде, где ранее помещались статуи

Флигеля и кордегардия

Второй этаж надстроен

Аллея парка

Усадебный пруд. По одной из легенд летом на малом пруду Брюс замораживал воду и катался на коньках, а зимой, наоборот, плавал на лодке.

Вдалеке просматривается разрушенное здание одного из бывших корпусов санатория. Трудно представить, что это церковь Иоанна Богослова середины XVIII века. О ней будет отдельный пост.

Проезд: с Ярославского вокзала до ст. Монино, далее автобус или маршрутка №32 до ост. "Санаторий Монино".

Татьяна ★★★★☆

(12-04-2011)

Снова побывали в усадьбе Брюса 09.04.11г. На территории санатория никого, кроме охранника, не обнаружили. Такое впечатление, что санаторий не действует. С разрешения охранника прогулялись по территории усадьбы, были очень удивлены отсутствием музея. А 5 лет назад мы ходили по этой усадьбе часа 2 с очень интереснейшей экскурсией!

Усадьба Якова Брюса дошла до нас в сильно искаженном виде, санаторий постарался. Но на главном доме все-таки можно найти приметы времени и личности хозяина (маски над окнами). Посещать имеет смысл с хорошей экскурсией, что мы и сделали и остались довольны.
Увы, музей Брюса (кстати, то, что он был колдун - скорее байки, а то, что крупный государственный деятель и ученый - факт) сохранить не удалось по не до конца понятным причинам. И возрожден он не будет, по всей видимости.

алексей ★★★☆☆

(4-12-2006)

Усадьба понравилась.А музей не работает,опечатан налоговой инспекцией.

МИТРИЧ ★★☆☆☆

(17-09-2006)

Посетили усадьбу 17 сентября 2006., впечатление двойственное. Потрясла степень разрушенности великолепного, некогда четырёхэтажного главного здания. Непостижимо, как такое строение могло придти в столь плачевное состояние. Даже если бы там во время оно оборудовали учебный центр для загранагентуры ГПУ или тайный бордель для руководства ВЦСПС - и то было бы лучше:
перестроили бы, исказили, но до такой стадии руинирования дело не дошло... Восстановлению дворец, я так понимаю, не подлежит. Виновных, за давностью лет, не сыскать, да и искать некому. ...продолжение src="/jpg/plus.gif">

Это есть некий символ русской культуры ХХ века, взятой государством якобы под охрану и затем безжалостно разграбленной и загубленной. А то, что реставрацию начинают с церкви, радует не слишком - в Подмосковье уже сотни действующих храмов, а подобных усадеб - раз-два и обчёлся, лучше бы парк в порядок привели, что и дешевле и необходимей, но оно и понятно - церковь восстановят - новый приход откроется, копеечка с прихожан туда потечёт... Общее впечатление - мерзость запустения и гражданская скорбь. Нация, доведшая достояние праотцев до такого состояния обречена, и никакие молебны с водосвятиями ей уже не помогут.

Татьяна ★★★★★

(17-08-2006)

Побывали в усадьбе в декабре 2005г. На территории усадьбы - санаторий, пройти можно спокойно, без проблем. Зашли и осмотрели экспозицию музея, тогда было бесплатно, но говорили, что с нового года введут билеты. Присоединились к экскурсии по усадьбе, которую проводят для отдыхающих в санатории (зимой она бывает по воскресеньям, сбор в 12:00 у фонтана перед главным домом). Экскурсия была продолжительная (часа 2) и ОЧЕНЬ интересная!

Mарина ★★★☆☆

(13-05-2006)

Санаторий "Монино" производит тоскливое впечатление типичного совкового заведения. Сама усадьба умиляет своей наивной простотой. Главный дом с фонтанчиком чем-то похож на особняк, в котором снималась "Формула любви". Хотя, может быть, это рассказы о его владельце, ученом и "чернокнижнике" Якове Брюсе вызвали у меня воспоминания о графе Калиостро. :-)
Парк находится в довольно запущенном состоянии, бывшие пруды заросли грязью. Но местные энтузиасты сейчас активно восстанавливают церковь: правда, она выглядит пока, как после бомбежки, и работы там хватит на очень долгое время.
...продолжение src="/jpg/plus.gif">

Нам повезло, музей Брюса был открыт: из экспонатов запомнился огромный книжный шкаф со старинными фолиантами и фамильное дерево Брюсов, которые ведут свой род от шотландских рыцарей. Купили там кучу всяких краеведческих книжечек и монографию об этом самом Брюсе - колоритный был человечище.
В общем, и погуляли приятно, и историю немного вспомнили, что всегда полезно.

Усадьба Глинки (Россия, Московская область, Щелковский р-н, Лосино-Петровский, сан. Монино) — старейшая в Подмосковье, относящаяся ещё к петровским временам

По последним данным усадьба недоступна для посещения

Как добраться? Проезд на автомобиле. Поворот на Монино с Горьковское шоссе, далее через г. Лосино — Петровский. У высокой церкви поворот на светофоре, на указателе «санаторий Монино».

Она принадлежала в течении века (до 1791 г.) Брюсам. Родоначальником Брюсов был Яков Вилимович — сподвижник Петра I — военный и государственный деятель, учёный и дипломат. Архитектурный ансамбль Глинок был создан в 1727 — 1735 гг., когда Я.В. Брюс вышел в отставку.
Усадьба выстроена в стиле дворцово — парковой архитектуры, с чертами европейского барокко. В настоящее время сохранилось два каменных комплекса — парадный и хозяйственный. Парадный двор образован главным домом и тремя флигелями. Хозяйственный двор был основательно перестроен в конце XVIII века и более не представляет художественного интереса.

Небольшой двухэтажный, прямоугольный в плане дом (20-30-е годы XVIII в.), можно считать наиболее старым из сохранившихся в Подмосковье. Его отличает сдержанная торжественность. Арочный портал рустован, скошенные углы здания в обрамлении пилястр. Оконные наличники красивого рисунка, с демоническими масками на замковых камнях над окнами первого этажа, и лучковым очельем — над окнами второго.
Второй этаж по обоим фасадам выделен открытыми лоджиями, со спаренными колоннами. На крыше — лёгкая деревянная башенка, специально спроектированной для астрономических наблюдений Брюса.
«Лаборатория Брюса», или как её ещё называют — «Петровский домик» — представляет собой одноэтажный парковый павильон, сохранивший декоративное убранство петровской эпохи. По сторонам главного входа помещаются полукруглые в плане арочные ниши для статуй, обрамлённые спаренными пилястрами с белокаменными капителями композитного ордера. Хороши рокайльные раковины, украсившие конхи ниш.
Декоративное убранство павильона дополняют широкие пилястры и фигурные наличники. Ныне здания старинной усадьбы занимает санаторий «Монино». В западном флигеле одно время функционировал музей Я.В. Брюса, теперь он закрыт (см. комментарии).
Пожалуй, ни с одной подмосковной усадьбой не связано столько легенд и поверий, столько фольклорного творчества, как с Глинками. Эта усадьба принадлежала фельдмаршалу Якову Вилимовичу Брюсу. Крупный государственный и военный деятель, замечательный ученый своего времени, он был одним из ближайших соратников Петра I. Упоминая имя Брюса в поэме «Полтава», А. С. Пушкин пишет:

Сии птенцы гнезда Петрова -
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны.

С юных лет Брюс проявлял пытливый интерес к естественным наукам и математике. Им он отдавал все свободное от служебных занятий время. Военную службу Брюс начал рано и с 1683 г., в возрасте 13 лет, находился в рядах петровских «потешных». В 1704 г. Петр I доверил ему руководство русской артиллерией. Командуя артиллерией, Брюс участвовал во взятии Нарвы и Ивангорода (1704 г.), Риги (1710 г.). Под начальством Брюса русская артиллерия блестяще действовала в Полтавском бою 27 июня 1709 г. Историк этого герои ческого сражения пишет: «...страшный огонь, вырвавший из рядов неприятеля в короткое время массу жертв, - все это произвело потрясающее впечатление на противника». На поле «полтавской виктории» Петр I торжественно наградил Брюса орденом Андрея Первозванного. Под наблюдением Брюса строились крепости, велась отливка орудий и проверка их боя на полигонах. По предложению Брюса были созданы артиллерийская и инженерная школы, астрономическая обсерватория.

Петр I доверял ему и ответственные дипломатические дела. Так, в 1721 г. благодаря настойчивости и твердости Брюса был подписан Ништадтский мир, закончивший длительную войну со Швецией. «Никогда наша Россия такого полезного мира не получала!» - писал Петр I Брюсу.
Современники называли Брюса «мужем высокого ума». Он был человеком всесторонних и глубоких знаний. В 1706 г. Петр I поручил ему ведать книгопечатным делом в России, редактировать географические карты, глобусы земли и небесной сферы. В 1709 г. под наблюдением Брюса библиотекарь и издатель В. А. Куприянов выпустил известный «Брюсов календарь».
После смерти Петра I, как пишет биограф Брюса, он «не мог равнодушно смотреть на происки вельмож, неограниченное властолюбие Меншикова». В 1726 г. Брюс вышел в от ставку и поселился в Глинках. Жил он уединенно, мало с кем общаясь, проводя все время в научных опытах и экспериментах. Известно, что в эти годы Брюс работал в своей усадьбе Глинки над поисками точных методов определения удельного веса металлов, искал способы очистки их от посторонних примесей.

Но с особым увлечением ученый работал над проблемами практической оптики. Выполненные «собственным тщанием» Брюса металлические зеркала и зрительные трубы поражают и сегодня своими техническими качествами.
Необычный распорядок жизни Брюса, долгий свет по ночам в окнах дома, тревожные шумы и сверкание искр в лаборатории, непривычный вид научной аппаратуры - все это способствовало возникновению фантастических легенд о Брюсе. В них передовой ученый предстает «чародеем», «колдуном», «чернокнижником». Фольклористы до сих пор записывают легенды о том, как Брюс открыл столь часто упоминаемую в русских сказках «живую воду» и показывал Петру I ее действие, как в жаркий июльский день он к удовольствию гостей обратил пруд в парке в каток и предложил кататься на коньках, как деревья этого парка рассаживались по знакам некоей «тарабарской грамоты», секрет чтения которой утерян. В Глинках бытовал рассказ о том, как к Брюсу в ночные часы прилетал огненный дракон, которого он в гневе обратил в каменное изваяние на одной из лужаек. Кто знает, может быть, именно эти легенды привели к уничтожению декоративной скульптуры парка.

В 1735 г. Брюс умер. В течение XIX века его усадьба пере ходила из одних купеческих рук в другие. В 1840-х годах здесь была писчебумажная фабрика, переоборудованная в 1850-х годах в бумагопрядильную. В 1899 г. усадебный дом, приспособленный под хранение хлопка, выгорел внутри от удара молнии. В эти же годы владелец Глинок, возможно под влиянием бытовавших поверий, распорядился выбросить всю скульптуру парка в Ворю, чем разрушил чудесный усадебный ансамбль. Один из посетителей Глинок записывает в 1926 г.: «Следы этого варварства невежественного фабриканта видны еще теперь, - бродя по берегу реки, вы натыкаетесь то на руку, выглядывающую из земли, то на женский торс, то на античный профиль мужской головы...»

До конца своих дней Брюс радел о пользе русского просвещения. Он мечтал, чтобы созданная им с такой любовью лаборатория и многочисленные коллекции продолжали служить благородному делу родной науки. По словам биографа, «кабинет графа Брюса, состоявший из разных механических, астрономических и физических машин и инструментов, также из камней, руд, древних медалей, монет и других редкостей, почитался первым в России. Он завещал его и всю свою библиотеку императорской академии наук на пользу общественную».
В советские годы дом Брюса в Глинках был восстановлен. Уже много лет в нем помещается санаторий. В этом назначении приюта последних дней Брюса может быть лучшим образом выражена память о сподвижнике Петра, так высоко чтившем науку и так ревностно стремившемся служить ею человеку.

Источник:
С. Веселовский, В. Снегирев, Б. Земенков Подмосковье. Памятные места в истории русской культуры XIV-XIX вв. М., 1962 с.330-333

А.Н. Греч «Венок усадьбам» ГЛИНКИ

Если бы Глинки, усадьба гр. Я.В. Брюса, известного сподвижника Петра, находилась за границей — она давно бы послужила предметом монографического исследования и, конечно, вошла бы во все популярные «Бедекеры» и путеводители. У нас же усадьба мало кому известна, несмотря на крайне интересные свои архитектурные памятники и сохраняемое в церкви надгробие — едва ли не самое лучшее и зрелое произведение Мартоса. Время и превратности судьбы оставили, увы, слишком заметный след на усадьбе, насчитывающей теперь уже больше 200 лет своего существования. Действительно, Глинки, пожалованные Брюсу в 1721 году за Аландский мир со Швецией, строились в 20-х годах XVIII века мастером, к сожалению, нам неизвестным, но умелым и недурно знакомым с итальянским зодчеством. Об имени его можно только гадать — был ли то иностранец Микетти или русский зодчий Еропкин — сейчас, не имея ни планов, ни архивных известий, сказать невозможно.

Несомненно одно, Глинки — это небольшая дворцовая усадьба, распланированная в принципах Петергофа и Ораниенбаума. Особенностью расположения построек в этом, некогда с большим вкусом устроенном брюсовском поместье, являются две оси ориентации построек, расположенные под прямым углом по отношению друг к другу. Вероятно, эти условия подсказаны были местностью — впадением в Клязьму живописной Вори. Перпендикулярно последней направлена главная ось усадьбы. Она прежде всего проходит через двор, четырехугольный cour d"honneur, замкнутый домом, и дальше, прорезав его середину, продолжается в планировке парка, перерезает квадратный прудок и оканчивается несколько позднее возникшей церковью.

Двор перед домом с трех сторон обстроен небольшими одноэтажными службами — флигель прямо против дома был впоследствии надстроен, другие же по сторонам носят еще характер первоначального своего назначения — правый жилого помещения, левый кордегардии, то есть караульни, где стоял взвод солдат согласно чину генерал-фельдцейхмейстера, который носил владелец гр. Я.В. Брюс. Таким образом, на дворе наблюдается полное симметрическое расположение построек. Но уже в парке замечается отклонение от этого принципа. Слева от главной оси находится каменный увеселительный павильон, не имеющий «дружка» с другой стороны. Это здание находится в связи с другой поперечной осью усадьбы. Издали, со стороны старого Лосиного завода, находящегося на противоположном берегу Клязьмы, всего яснее выявляется вторая и, в сущности, едва ли не главная отправная точка планировки. Здесь, в центре — узкий фасад дома, как ниже мы увидим, особенно нарядно обработанный, а по сторонам — внешние фасады кордегардии и паркового павильона, находящиеся на совершенно равном расстоянии от центра и совершенно одинаково обработанные с этой стороны, несмотря на абсолютно различное назначение этих двух построек. Вся архитектура довольно широко раскинулась на пригорке, образующем сначала террасу, где устроен большой прямоугольный искусственный пруд с некогда перекинутым через него мостом по оси планировки; ниже расстилается широкая луговина, где синей лентой течет река. Когда-то пригорок и терраса были связаны между собой архитектурными всходами по сторонам гротовото сооружения, всходами, ориентированными согласно фасаду дома, подводившими под всю архитектурную композицию декоративно связанный с ней фундамент. Таким образом, здесь откос почвы был использован принципиально так же, как моренный берег в композициях Стрельнинского, Петергофского и Ораниенбаумского дворцов.

Правда, сейчас нужно некоторое усилие воображения для того, чтобы, мысленно удалив дощатый сарай, восстановив утраченные части, представить себе первоначальный архитектурный ансамбль. Тем не менее он совершенно ясно сохраняется в своих основных частях.
Уже не раз приходилось говорить, что архитектурными памятниками стиля барокко очень небогато русское загородное строительство. Постройки в Глинках, дом в Сватове, Грот, Оранжерейный дом и Эрмитаж в Кускове, дворец в Новлянском над Москвой-рекой, наконец, постройки в Ясеневе — вот, в сущности, и весь репертуар известных нам памятников, конечно, если исключить дворцовые усадьбы под Петербургом и строительство Растрелли в Митаве и Екатеринентале.

Мастера — немцы, итальянцы, голландцы, французы, шведы — оставили в России первой половины XVIII века следы своей строительной деятельности. Задача будущего историка русского искусства — связать их постройки на дальнем русском Севере с характером и стилем архитектуры той страны, представителями которой они являлись, подобно тому, как это было произведено по отношению к Архангельскому собору Московского Кремля или к работам некоторых мастеров классицизма. И, может быть, тогда корни привитой России западноевропейской барочной архитектуры точно определятся в творчестве Де Вальи, Шлютера, Леблона, о которых уже много писалось, и Карла Хёрлимана, чье влияние на петровскую архитектуру через мастеров-скандинавов кажется нам совершенно несомненным. Однако тщательный просмотр форм и деталей глинковских построек не позволяет отнести их ни одному из известных нам иностранных и русских архитекторов первой половины XIX века. Было бы не слишком удивительно, если бы автором их оказался сам владелец гр. Я.В.Брюс, выдающийся и разносторонний ученый своего времени, в чьей ^библиотеке, как мы узнаем, были сочинения Палладио, Серлио, Скамоцци и многих других теоретиков архитектуры. Близость графа Брюса к искусству, вероятно, послужила к тому, что именно ему поручил Петр I в 1711 году подыскание за границей художников и ремесленников.

Дом в Глинках двухэтажный; нижний имеет подчеркнуто цокольный характер — верхний, более легкий по обработке и украшениям, является главным. С двух сторон в фасад врезаются три арки на рустованных пилонах, соответственно которым располагаются вверху две открытые колонные лоджии. Таким образом, дом в схеме дает фигуру в виде двух массивов с более узкой между ними перемычкой. Поля боковых стен охвачены внизу рустованными колоннами, соответственно которым в верхнем этаже помещены пилястры, увенчанные своеобразно расцвеченными ионическими капителями. В каждом поле помещено по два больших окна в узорчатых наличниках. Окна нижнего этажа покоятся на полочках, поддерживаемых кронштейнами, и обведены с двух сторон и поверху тягами рустованных камней с выступающими вверху треугольничками. Плоская дуга перекрытия увенчана замковым камнем с гримасирующей, высовывающей язык маской на нем — такие же гротескные маски высечены и на камнях, в которые упирается свод. Замковые камни сводов также украшены резанными в камне рельефными масками — каждая с индивидуальным, неповторимым выражением лица. Окна второго этажа, отделенного от первого сочными, многообломными карнизами, обработаны проще и легче, образуя довольно обычный для барочного искусства рисунок. Во втором этаже, на узкой стороне дома, в центре парадной планировки находится большое окно-дверь под сочной дугой-аркой с мелким переплетом оконной рамы. По-видимому, здесь был некогда небольшой висячий балкон на кронштейнах, прекрасно подчеркивавший центральную точку архитектуры. Эта дверь-окно соответствует кабинету Брюса. Сравнение этого фасада с противоположным углом ясно показывает разницу в отделке в зависимости от условий планировки. Садовая сторона дома была распланирована в общих чертах аналогично дворовой. Но если там под арками было некое подобие вестибюля с дверью, приводящей в нижний зал, то здесь, судя по отделке внутренних стен тесаным и диким камнем, скорее всего было некое подобие грота, возможно, когда-то отделанного туфом, штуком и даже раковинами. Колонны верхней лоджии с этой стороны обрушились, и вместо нее получилась здесь открытая терраса. Когда-то центр постройки отмечал вверху фонарь-башенка, скорее всего деревянный, теперь несуществующий, где, вероятно, и находилась астрономическая обсерватория гр. Я.В. Брюса и часы.

Башенку, так же как и всю почти внутреннюю отделку дома, истребил пожар. В центральном нижнем зале остался еще громадный голландского типа очаг, в котором, казалось бы, можно зажарить целого кабана, очаг в типе тех, что находятся в Монплезире, Марли и Петровском домике в Летнем cаду. Полов нет, поэтому снизу видны сохранившиеся фрагменты лепнины в парадном верхнем зале. Отделка эта была очень тонкой и красивой. В стене, смежной с кабинетом Брюса, осталась ниша, увенчанная некогда великолепным картушем во вкусе Rdgence, где, судя по остаткам, среди типичных завитков изображены были амуры-putti с гирляндами цветов. В нишу так и просится нарядный и барочный бюст работы Растрелли-старшего. Голубые поля стен охватывали белые, разделенные желобками пилястры с капителями, где волюты соединены между собой гирляндой роз. Пилястры начинались на высоте окон, опираясь на панель, и несли богатый обломами карниз, в свою очередь, служивший нарядным отграничением не сохранившегося, конечно, живописного или также лепного плафона. Фрагментов отделки было еще достаточно, чтобы восстановить по ним всю отделку парадного зала. Эти кусочки декоративного убора стен — редчайшие в загородном русском строительстве примеры барочных и рождающихся в них рокайльных отделок. Только в балтийских провинциях — в Екатеринентале под Ревелем, в Митавском дворце, в усадьбе Обер-Пален — сохранились эти недостающие звенья стилистической цепи развития декоративного искусства. В других помещениях глинковского дома не сохранилось ничего — здесь также отсутствуют полы, а штукатурка сбита со стен до кирпича. Большинство окон замуровано, и комнаты кажутся мрачными подвальными помещениями. Из главного зала был выход в обе лоджии, где, возвышаясь на каменных постаментах, соединенных между собой решетками сложного и прихотливого узора, стоят спаренные колонны, увенчанные все той же полуионической, полудорической капителью с волютами, соединенными гирляндами роз.

Несмотря на опустошительный пожар, дом в Глинках кажется лучше сохранившимся, чем иные постройки, пострадавшие от невежественных, разрушающих рук слепых исполнителей в 1917 году брошенных в толпу разрушительных лозунгов.
Архитектурный стиль дома продолжают и другие здания усадьбы, конечно, одновременной с ним постройки. Внешние фасады обоих павильонов по сторонам главного дома — кордегардии и флигеля в парке. Их расчленяют на три части рустованные лопатки, обрамляющие дверь под аркой посередине и по три окна в барочных наличниках с каждой стороны; еще в духе русского строительства XVII века по всем выпуклостям раскрепованы кирпичи, дающие сочную, отграничивающую крышу, светотеневую линию. Противоположные фасады этих двух симметричных построек индивидуализированы сообразно их назначению. Фасад кордегардии разработан арками на столбах, частью теперь уничтоженными, приближающими постройку к типу торговых рядов, возникших уже в первой половине XVIII века в Петербурге, а затем повторенных во многих провинциальных городах. Фасад паркового павильона разработан исключительно нарядно. Здесь пилястры того же типа, что и в доме, расчленяют стену уже на пять частей; пилястры наложены на более широкие лопатки также с капителями, как бы образуя таким образом группу из пилястры и двух полупилястр в различных плоскостях. Нарядные лопатки эти отмечают оба конца стены и, приближенные по двое по бокам средней двери, охватывают полукруглую нишу с сочным раковинным завершением, отграничивающий карниз которого перерезает лентой рокайльный завиток. Первоначальная окраска в два тона, статуи Амура и Психеи, находившиеся некогда в нишах, балюстрада с фигурами и вазами, возможно, завершавшая ранее стену, — все это придавало постройке особую нарядность в том дворцовом стиле, который характерен для первой половины XVIII века.

Внутри павильон распадается на три помещения — средний зал с нишами по углам, ориентированным по сторонам света, и двумя комнатами с обеих сторон. Есть предположение, что павильон этот являлся масонской ложей — в таком случае центральное помещение являлось залом заседаний, отделение слева — комнатой приуготовления, а справа — комнатой старших братьев. Можно думать, что доступ в комнату приуготовления был еще и через подземный ход, ответвлявшийся из гротового сооружения на главной, перпендикулярно проведенной оси усадьбы, откуда, по-видимому, таковой действительно вел в дом. Как бы то ни было, масонская ли ложа или просто парковый Эрмитаж, — павильон в саду глинковского парка является любопытнейшим образчиком садовой усадебной архитектуры первой половины XVIII века. Два других флигеля, на дворе усадьбы, сохранили также свое членение рустованными лопатками и в значительной степени оконные наличники. Отдельно и уже вне симметричной планировки расположен хозяйственный двор с постройками, по-видимому, современными главным зданиям усадьбы.

Не меньший интерес, чем архитектура, представляет парк в Глинках с его регулярными фигурными дорожками, в плане образующими интересные сложные фигуры, в которых можно усмотреть масонские знаки. Схематически планировка этого небольшого французского сада сводится к четырем квадратам в ширину главного дома, разделенным тремя широкими аллеями. Первая аллея лип идет по откосу, как бы продолжая линию кордегардии и павильона; вторая проходит мимо заднего уличного фасада дома, третья отграничивает парк с внутренней стороны. В четырехугольник перед домом вписан многоугольник, состоящий из вековых лип; вместе с пересечением дорожки и основной аллеи он образует фигуру, близкую к планетному знаку Венеры. Дальний четырехугольник занят квадратным водоемом, по оси которого дальше, уже за парком, стоит церковь. Два других прямоугольника справа от средней аллеи заняты один звездообразным пересечением аллей — другой лужайкой, где, согласно народному поверью, была беседка с самопроизвольно играющей музыкой. Может быть, здесь была поставлена владельцем усадьбы, как известно, видным ученым своего времени, Эолова Арфа. Надо думать, что некогда подстригались эти, теперь высоко выросшие двухсотлетние липы и в стенах зелени белели, как полагается, мраморные статуи. На судьбах парка, так же как и на судьбах дома, отразились превратности исторической жизни Глинок. После смерти Я.В. Брюса усадьба перешла к его племяннику Александру, сыну Романа Вилимовича, в 1745 году женившемуся вторым браком на несчастной невесте Петра II, кнг. Е.А. Долгорукой.

При них построены были церковь и небольшая усыпальница неподалеку от нее. Александру Романовичу наследовал его сын граф Яков Александрович (1742—1791), известный московский генерал-губернатор, гроссмейстер масонства при Екатерине II, женатый на гр. П.А. Румянцевой, сестре фельдмаршала Румянцева, наперснице Екатерины II. В это время, в 90-х годах XVIII века, обогатилась усадьба великолепным надгробием работы Мартоса, находящимся в церкви. Единственная дочь и наследница Якова Александровича, графиня Екатерина Яковлевна, вышла замуж за видного масона, главу ложи Астреи Василия Валентиновича Мусин-Пушкина-Брюса, умершего без мужского потомства в 1836 году. Однако усадьба в это время переживала уже период своего упадка. В «Московских ведомостях» этого времени не раз упоминается, например, о продаже лошадей глинковской экономии. Наконец, и сама усадьба попадает в чужие руки. Сначала это купец Усачёв, потом какая-то помещица Колесова, велевшая скромности ради побросать в пруд всех обнаженных Бахусов и Венусов, украшавших дорожки сада. Как сообщает предание, Брюс не дал ей житья в доме, и она переселилась во флигель напротив, надстроив его вторым этажом. После Колесовой усадьба переходит в руки купца Лопатина, построившего здесь громадную фабрику. Сообщают, что оставшиеся мраморные фигуры были при нем употреблены в плотину в качестве бута. Удар молнии в дом, который Лопатин превратил в склад хлопка, произвел в нем опустошительный пожар; и вот, подчиняясь суеверным [родственникам], Лопатин не только отремонтировал его весь — правда, снова в качестве склада, но даже восстановил в нем, как сумел, вышку с часами, конечно, нелепую на «сарае». Вскоре сгорела и лопатинская фабрика, зияющая сейчас на берегу Вори разломанными стенами своих корпусов. Наконец, накануне революции Глинки купил купец Малинин, так и не успевший прочно в ней обосноваться. Дух Брюса точно витал над усадьбой, карая [вольное]отношение владельцев к ее старине...

Постройки церковной усадьбы хотя и относятся к 40-м годам XVIII века, то есть ко времени несколько более позднему, чем архитектурный ансамбль дома и флигелей, показывают, однако, все тот же барочный стиль с его характерными для Глинок формами и деталями. Небольшая церковь — крестчатая в плане, с окнами в два ряда, стенами, расчлененными пилястрами, с несколько грузным куполом — была сильно испорчена впоследствии пристройкой колокольни и полным внутренним «обновлением». Любопытные головки ангелов с крылышками помещены здесь на замковых камнях окон, заменив гримасирующие маски в оконных наличниках дома. Небольшое прямоугольное здание усыпальницы разделено также пилястрами, охватывающими дверь посередине стены и окна по ее сторонам. В постройке этой чувствуется уже известная грубость приемов и манеры строителя, старавшегося подражать прекрасным, рядом находящимся образцам. Внутри в усыпальнице по узким стенам ее стоят гробницы Александра Романовича и Екатерины Алексеевны Брюс, два саркофага на постаментах, украшенные богатой рокайльной резьбой по мягкому известняку с обширными надписями на верхних досках. Тут же сложены остатки старого иконостаса церкви — царские врата, резаные в дереве во вкусе барокко, отдельные куски позолоченной резьбы и съеденные сыростью иконы. Нельзя не пожалеть, конечно, что этот иконостас был заменен в церкви другим, рыночным и безвкусным. И все же внутренность храма как бы озарена лучами искусства от превосходного памятника графине Прасковье Александровне Брюс работы Мартоса в 90-х годах XVIII века. Историко-художественное значение этого надгробия громадно. Оно лучшее выражение той схемы треугольной композиции, которая нашла свое осуществление в ряде работ русских и иностранных мастеров XVIII — начала XIX века.

Высокий плоский треугольник серого гранита служит фоном памятнику, возвышаясь на ступенчатом основании. Вверху помещен в обрамлении двух бронзовых лавровых ветвей портретный медальон — профиль графини П.А.Брюс, четкий, как античная камея. Внизу на плите красноватого гранита возвышается саркофаг, облицованный лиловым мрамором с желтыми на нем шляпками скреплений. Слева к нему припадает в порывистом движении мужская фигура, олицетворяющая убитого горестью мужа, низко склонившего голову на заломленные руки. Лица не видно — и тем не менее в спине, в порывистом движении, в жесте заломленных рук проявлен такой драматизм, которого не достигнуть никаким выражением страдания в лице. Четко рисуются среди цветных гранитов эта фигура паросского мрамора и шлем, поставленный на крышку саркофага. Судя по рисунку Андреева, по счастливой случайности оказавшемуся в нашем собрании, с другой стороны гроба находилась — или была лишь спроектирована — дымящаяся античная курильница. Бронзовые гербы, а также надписи украшали памятник; одна из них, стихотворная, вероятно, отвалившаяся с течением времени, была восстановлена металлическими буквами не совсем приятного рисунка:

Растите завсегда на гробе сем цветы.
В нем разум погребен, в нем скрылись красоты.
На месте сем лежат остатки бренна тела,
Но Брюсовой душа на небеса взлетела.

Наивно-сентиментальное четверостишие удивительно характерно для эпохи, для времени русского сентиментализма, годов творчества Карамзина и Боровиковского. В ряду работ Мартоса памятник в Глинках занимает место в цепи схожих монументов — надгробий Собакиной в Донском монастыре, Барышникова в Никольском-Погорелом Смоленской губернии, памятника «Любезнsм родителям» в Павловске и впоследствии — памятника «Супругу-Благодетелю» в одноименном павильоне прстройки Т. де Томона в том же Павловском парке. Как мы видели, идея такого монумента встречается не только в творчестве Мартоса — очень близкий пример дает в Яропольце надгробие З.Г.Чернышева работы А.Трапнеля, с которым Мартос не мог не встретиться в Риме. Этот же принцип треугольной пирамидальной композиции, только более объемной, проведен в ряде работ Кановы и применен Пигалем в его находящемся в Страсбурге памятнике маршалу Саксонскому. Тип этого надгробия повторялся и русскими мастерами — Гордеевым, Пименовым, Демутом-Малиновским.

Трогательное сообщает, сливая воедино различные исторические лица, что граф Брюс, вернувшись из похода и узнав о недавней в его отсутствие смерти жены, поспешил в церковь, бросился ко гробу и так и закаменел около него, убитый горем. Фигура его оказалась спиной к алтарю. Три раза переставляли его, но он снова возвращался в первоначальное положение, пока епископ не благословил оставить его в прежней позе. Вообще вокруг Глинок и ее владельца гр. Я.В.Брюса сложился целый фольклор — ив Глинках сообщают об умении его оживлять умершие, даже разрубленные тела, о драконе, прилетевшем к Брюсу, поводом чего, верно, послужили фантастические существа, украшавшие лестничные всходы гротового сооружения, и о замерзавшем среди лета под чарами Брюса пруде, где владелец катался на коньках. Память смутно рисует где-то встречавшуюся картинку — Брюса, катающегося на коньках с развевающимся за спиной плащом. В усадьбе ищут подземные ходы, говорят, что у кого-то есть рукопись, указывающая на существование зарытой библиотеки знаменитого чернокнижника.

Таковы романтические предания. В действительности книжное собрание Брюса, заключавшее в себе немало «магических» и «астрологических» книг, попало в Академию наук — их список был опубликован Хмыровым, также перечисление некоторых [физических]приборов, «куриозитетов», ландкарт, составляющих собственность ученого шотландца.
Как многое другое, дом Брюса в Глинках еще мог бы быть отреставрирован — нетрудно было бы разместить в нем сохранившиеся в Академии наук и мало ей необходимые вещи, повесить в кабинете известный портрет Брюса в мантии и шляпе с пером, наполнить дом мебелью петровского времени.
Только в условиях нашей современности — это утопические мечты. Как все остальное, Глинки обречены на умирание подобно любопытнейшей старинной, еще петровской фабрике — Лосиному заводу на противоположном берегу Клязьмы. Уже несколько лет как сломаны здесь ампирные деревянные домики с колоннами; более старые одноэтажные белые флигеля разбираются на камень и разрушаются с каждым годом.

Это разрушение — в черте природного заповедника, охраняемого Главнаукой. В многоверстном лесу Лосиного острова еще держатся несколько штук лосей. Высоко вздымают в синее небо свои темно-зеленые кроны вековые ровные сосны. На вырубках под жарким солнцем зреет земляника. Так из года в год. Верно, и теперь, как прежде. А по лугам синей лентой течет полноводная Клязьма мимо деревень, сел, усадеб. Раёк, Болшево, некогда усадьба маркизов Кампанари, херасковское Гребнево, в другую сторону Авдотьино Новикова, Стояново архитектора Баженова, Денежниково Талызиных широким кругом окружают Глинки. Почти везде лишь ничтожные останки усадебной архитектуры, доживающие последние дни памятники былого искусства.

Высоко над рекой расположена усадьба Раёк. Открытая площадка, на которой стоял старый помещичий дом, отгорожена по откосу парапетом-балюстрадой; еще недавно украшали ее статуи и фигуры львов, напоминавшие собак. На много верст открывается вид на долину Клязьмы — далекий заливной луг, лес и небо, покрытое тучами, звучащими красочной симфонией под лучами заходящего солнца. На месте старого дома — вычурная деревянная дача с балконами и башнями, никак не вяжущаяся с остатками планировки и архитектуры XVIII века. Английский парк разбит по откосу; то спускаясь, то подымаясь, бежит извилистая дорожка. В зелени деревьев белеет квадратный павильон, украшенный по фасадам тонкими тосканскими колоннами, образующими портики-крылечки. В павильоне, светлом внутри, с окнами и застекленными дверями на все четыре стороны, находилась некогда усадебная библиотека. В расцвеченных зарисовках художницы Айзман запечатлены эти остатки старины, а также окрестные памятники искусства, в том числе надгробие графини Брюс в Глинках. Только воспроизведение в красках дает возможность судить об исключительной красоте этого замечательного памятника.

Часто попадаются кругом фабрики, некоторые из них на месте старых усадеб; жалкие поселки, скученные и смрадные дома возникли на месте прежних садов и парков, не оставив почти никаких следов былого. В Болшеве это две церкви — одна высокая, в два света, XVIII века, другая одноэтажная, украшенная пилястрами с трехмастными ампирными окнами под широкими дугами, — вероятно, усыпальница.
В Гребневе цел еще громадный трехэтажный дом с галереями, соединяющими его с флигелями; сохранились ворота в виде триумфальной арки, ближе к тем, что были построены Львовым в глебовском Райке Тверской губернии. Сохранился здесь и обширный запущенный старинный парк с заснувшими, полузаглохшими прудами.
В Авдотьине Новикова уцелели старый сад и церковь с ее историческими могилами в ограде. Быстро разрушается Денежниково Талызиных. Здесь одноэтажный дом с колоннадой вровень фасаду удивительно близко напоминал Белый дом Никольского-Урюпина, отличаясь от него, при всей тождественности архитектурной манеры, более грубыми деталями выполнения. Галереи соединяли его с двумя башнями феодального типа, наивной данью романтике XVIII века. Отзвуки модной в 70-80-х годах XVIII века псевдоготики сочетались здесь с ранним французским классицизмом. Дом разрушают на кирпич — обстановка уже давно расхищена, лишь в зале развороченным трупом лежит рояль — старинный типичный «флюгель» начала прошлого столетия. Старые портреты, пастели Барду разошлись, распылились по московским и провинциальным музеям. Еще цел парк — регулярный, французский. В нем пахнет сыростью и в тени расцветают нежные лиловые и розовые аквилегии.

Баженовская усадьба Стояново уже давно не существует, может быть, лет сто или более. И тем не менее удалось разыскать ее по старинным публикациям о продаже в «Московских ведомостях» за 60-е годы XVIII века. Подробно, красочным языком описывалось в газетном объявлении сельцо Стояново с господским домом, перспективной, на несколько верст ведущей к нему дорогой-аллеей, прудами, богатыми рыбой, на одном из которых на острове указывалась земляная «увеселительная крепость». Кому не известно из исследователей старого искусства, что земляные сооружения — то, что наиболее стойко противится времени. Исчезают постройки, вырубаются насаждения — только земляные валы и канавы остаются неизменными. И вот, исходя из этого, можно было заключить, что земляная крепостца в Стоянове уцелела до наших дней. Так и оказалось оно в действительности; свои первоначальные очертания сохранил пруд в виде четырехлистника с двумя более длинными заливами, и посреди него остров, на котором валы сохранили очертания затейливого форта. Барочный узор этого сооружения при всей незначительности, конечно, в истории русской архитектуры дополняет все же любопытным штрихом еще неведомое нам, еще до сих пор по-настоящему не раскрытое лицо архитектора В.И.Баженова. Но и для истории садово-паркового искусства этот остаток старины в далекой и мало посещаемой части Московской губернии имеет известное значение. Он передает тип тех сооружений из земли на островах, появление которых было подсказано соображениями чисто практического порядка — использованием избытков земли при копании прудов. Подобные сооружения были и на пруду кусковского озера, и, верно, также в старой усадьбе Урусовых — Осташове Волоколамского уезда.

В разных местах к востоку от Москвы, от Троицы до Богородска и Бронниц, были рассеяны помещичьи усадьбы — то роскошные дворцы вроде Гребнева и Денежникова, то стильные ансамбли, как Глинки, Ахтырка или псевдоготическая Марьинка118 Бутурлиных, то масонские гнезда, как Авдотьино и Саввинское, то, наконец, обжитые дворянские и буржуазные дома — Мураново и Абрамцево. Все эти места внесли посильный вклад свой в историю русской архитектуры, садово-паркового искусства, скульптуры, живописи, литературы, поэзии, декоративных искусств... И поэтому историк не может обойти молчанием ни зданий Глинок, ни надгробия Мартоса, ни литературного материала Муранова. Все это — рассеянные крупицы того растоптанного и сметенного годами небывалой смуты и волнений, что зовется русской культурой...

В прошлые выходные съездили с agent_n23 в Монино. Посмотреть на самолетики не удалось (в Монино находится центральный музей ВВС РФ), так как приглашали всех их посмотреть с 10 до 16, а пускали только до 15, а мы сдуру не торопились, хотя вполне могли успеть. В общем к нашему приходу бабка (вот ни разу не хочется назвать женщиной) уже стояла на посту, крепко вцепившись в ворота. После того, как она нам сообщила, что «даже подругу не пустила», мы поняли, что попасть в музей можно только через забор, но желания смотреть уже не было, так что мы поехали в располагающуюся неподалеку усадьбу Глинки.

Усадьба Глинки является одной из старейших в Подмосковье.

Первый владелец. Англичанин Стелс и неудавшийся пороховой бизнес

В марте 1710 году Петр I жалует имение Глинково английскому коммерсанту Андрею Стельсу «... за ево к нам Великому Государю верную услугу». В 1708 году Обуховский завод (Ногинский район), принадлежавший Стелсу, прочно занял первое место в России. Он поставил для артиллерии 16 тысяч пудов пороха высшей кондиции на 18% дешевле других пороховщиков. Стельс сообщает артиллерийскому ведомству о том, что его завод располагает резервными мощностями и может увеличить производство. В ответ артиллерийское ведомство заключает с ним контракт на ежегодную поставку 20 тысяч пудов пороха, а Петр I издает указ о предоставлении Стельсу монопольного права на производство пороха, а прочим царь «... делать порох не велит». Предоставленные привилегии позволили англичанину в 1710 году нарастить производство пороха до 34 814 пудов. Однако недовольные владельцы вставших после указа Петра пороховых заводов организуют блокаду конкурента. Они скупают всю селитру и серу (сырье для изготовления пороха), одновременно взвинчивают на них цену. В результате к концу 1711 года Обуховский завод остался без сырья и был остановлен. Не пережив этого удара, в январе 1712 года он умер. Попытки его жены Варвары Стельс восстановить производство были безуспешны. Она продает завод и уезжает с детьми в Англию. В 1717 году, по поручению сестры, ее брат продал имение Глинково с деревнями князю Алексею Григорьевичу Долгорукову.

Алексей Долгорукий

Новый владелец усадьбы Алексей Долгорукий большую часть времени проводил в усадьбе Горенки, так что ничем особо примечательным этот период для Глинково отмечен не был. После воцарения Петра II Долгорукие приобретают над императором все большую власть. Пиком успехов Долгоруких стала обручение Петра II с дочерью Алексея Григорьевича Долгорукого Екатериной в конце 1729; церемония бракосочетания была назначена на 19 (30) января 1730. Однако 6 (17) января у императора обнаружились признаки оспы и в ночь на 19 (30) января, день, когда должна была состояться свадьба, он скончался.

Во время царствования Петра II Долгорукие становятся первыми вельможами России. По-видимому, в это время полного неограниченного фавора, имение Глинково уже не имеет существенного значения для Алексея Григорьевича и он продает его вместе с деревнями вышедшему в отставку генерал-фельдмаршалу, графу Якову Вилимовичу Брюсу.

«Чернокнижник» Яков Брюс

Поселившись в Глинкове, Брюс целиком отдается хозяйственным заботам и занятиям наукой, именно при нем, в 1727 - 1735 гг., создается архитектурный ансамбль усадьбы, планировку главного дома Брюс подчиняет целям научных занятий, в частности – астрономией. (Брюс перевез в Глинки свою астрономическую обсерваторию из Петербурга).

Обследовавшие главный дом в 1981 году архитекторы В.И. Якубени и М.Г. Карпова установили, что первоначально дом был одноэтажным, с возвышающимся над ним в центре большим залом с лоджиями южной и северной. Боковые крылья второго этажа оставались открытыми площадками и, как предполагается, использовались для работы с большими астрономическими приборами. Открытой оставалась и северная лоджия.

Имя Брюса овеяно легендами – он и золото из свинца делал, и мертвых оживлял. С Глинками же связывают следующую легенду. В разгар лета Брюс замораживал воду на одном из прудов, чтобы гости могли покататься на коньках.

Круг научных интересов Якова Вилимовича не ограничивается астрономией; он разрабатывает проблемы практической оптики, работает над изготовлением телескопа и зрительных труб, занимается нахождением очищенных от вредных примесей оптимальных сплавов металла для изготовления металлических зеркал к телескопам, разрабатывает методику определения удельного веса металлов. Выведенные Брюсом значения удельного веса золота, серебра и меди почти не изменились до настоящего времени. Яков Вилимович ведет переписку с профессором Санкт-Петербургской Академии наук Иоганном Лейтманом, с профессором математики, будущим великим математиком, физиком и астрономом Леонардом Эйлером.

Вот такие деревья растут в усадьбе Брюса

Усадьба при потомках Брюса

Александр Романович. В 1756 году при Александре Романовиче Брюсе (племяннике Якова Брюса) была возведена церковь Иоанна Богослова, к которой в 1883 году пристроили трапезную и колокольню. В 1930-х года колокольню снесли, а церковь основательно переделали, встроив в спальный корпус. Сейчас здание частично разрушено, хотя алтарная часть закрыта и утверждается, что проводятся службы.

Когда-то наверх вели лестницы

А здесь видимо была душевая (?)

На стенах растут деревья

На полу частично сохранилась мозаика

Подвальное помещение под алтарной частью

Кстати, в 1845 году за владельца усадьбы Александра Брюса выдают вернувшуюся из ссылки Екатерину Алексеевну Долгорукую, чуть было не ставшую в свое время женой Петра II. Однако брак оказался недолгим; через два года Екатерина Алексеевна умерла.

Яков Александрович После смерти Александра Брюса усадьба Глинки переходит по наследству его сыну Якову. В отличие от своих знаменитых предков он особыми доблестями ни на поле брани, ни в государственных делах не отличался и больше известен в истории не по своим заслугам, а по похождениям жены – Парасковьи Александровны Брюс (Брюсши, как называли ее современники) – наперсницы императрицы Екатерины II. По характеристике современников, Парасковья Брюс «…была красива, образована, необыкновенно ловка и умна, но строгостью нравов не отличалась». Яков Александрович, благодаря близости ко двору и дружбе с Екатериной, успешно продвигался в карьере, дослужившись до звания генерал-лейтенанта. Был губернатором в ряде городов, а в 1784-86 годах - в Москве. Прослыл как человек жестокий, мстительный, большой формалист и служака, не гнушавшийся средствами для достижения своих корыстных целей. Будучи губернатором в Москве, он начал преследование группы московских просветителей во главе с Николаем Ивановичем Новиковым, законченное после его занимавшим после него эту должность Прозоровским полным разгромом этой группы и заключением Новикова в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет.

На почве любовного соперничества Екатерина поссорилась со своей любимицей и отдалила ее от двора, запретив проживание в Петербурге. Переехав в Москву, Брюсша большую часть времени проводит в Глинках, ведя затворнический образ жизни. Здесь она и умерла на 57 году жизни.

Екатерина Яковлевна В 1791 году после смерти отца Александра Романовича Брюса единственной наследницей огромных брюсовских владений остается 15-летняя Екатерина. По завещанию отца, ее опекуном стал Валентин Платонович Мусин-Пушкин. В 1793 году он женит своего сына Василия Валентиновича на Екатерине Яковлевне. Семейная жизнь супругов не удалась, детей не было. Муж – большой щеголь и мот, вел великосветский образ жизни, жил на широкую ногу, прожигая отцовское и женино наследство. Поняв, что она обобрана, а семейная жизнь не складывается, Екатерина Яковлевна уезжает за границу и возбуждает дело о разводе и возврате своих имений. Дело тянулось долго и, только при вступлении на престол Павла I , было решено в пользу потерпевшей, которая получила в свое владение всю движимую и недвижимую собственность, доставшуюся от отца.

В 1815 году, по поручению хозяйки усадьбы, имение Глинки с принадлежавшими ему деревнями, было продано. Так закончился Брюсовский период усадьбы Глинки, а на Якове Александровиче Брюсе прекратился и род Брюсов в России по мужской линии.

Усачев, расплачивался за Глинки всю жизнь

Еще в 1791 году калужский купец Тихон Усачев приобрел у Якова Александровича Брюса участок земли на реке Воре под селом Глинково. Отремонировав оставшиеся от кожевенной фабрики Афанасия Гребенщикова помещения, Усачев в 1796 году оборудовал в них писчебумажную фабрику. Глинковская фабрика считалась одной из лучших в Московской губернии. На первой российской выставке мануфактурных изделий в 1829 году лучшим сортам ее бумаги присуждена большая серебряная медаль. На последующих выставках глинковская бумага отмечена золотой медалью. В 1839 году Усачев был произведен в мануфактур-советники, а в 1840 году ему присвоено звание «Почетный гражданин города Москвы».

Когда в 1815 году Екатерина Яковлевна Брюс объявляет о продаже имения (за 450 тысяч рублей), то желание Ивана Усачева (сына Тихона Усачева) заполучить его вполне естественно. Однако он не был настолько богат, чтобы позволить себе такие огромные затраты.
Тем временем объявился второй покупатель – соседний помещик Федор Петрович Ершов. По взаимной договоренности они поделили имение на две части: усадебные постройки и 8577 десятин земли за 300 тысяч рублей приобрел Усачев, оставшиеся 1500 десятин земли, деревни Вачутино, Мишуково, Кабаново, Громково, Мизиново и Новую вместе с 650 душами крепостных «мужеска пола» – Федор Петрович Ершов.

Деньги на покупку Усачев взял в кредит у московского банкира Охотникова сроком на десять лет. Время показало, насколько рискованной была для Усачева эта покупка. В 1822 году банкир умер. Вдова требует уплаты долгов, угрожая продажей имения с торгов. Усачев просит у казны ссуду в 250 тысяч рублей под залог фабрики. Выехавшей на место оценочной комиссией фабрика была оценена в 424961 рубль. Но в ссуде Усачеву отказано, предоставлена лишь отсрочка платежей. Дело это растянулось на несколько лет. Фабрике угрожало банкротство. В это время приходят на помощь родственники. В октябре 1838 года брат Ивана - Василий Усачев оформляет на свое имя покупку фабрики, спасая ее от банкротства и выручив брата из должников. Вероятно, покупка была оформлена для проформы, так как на фабрике продолжал хозяйничать Иван Усачев.
Однако возникли новые проблемы: писчебумажная фабрика исчерпала свои резервы, производство из года в год падает; все труднее становится обеспечивать производство сырьем. Усачев упорно ищет выход из создавшегося положения.

В начале XIX века Россия не имела своих прядильных фабрик, и пряжу для ткацких фабрик закупали за границей. Стремясь избавиться от импорта пряжи, государство начинает поощрять заведение отечественных прядильных фабрик. Посчитав это дело более прибыльным, Усачев в 1846 году начинает переоборудование писчебумажной фабрики в хлопкопрядильную. Из-за недостатка средств эта работа затянулась на десять лет, в течение которых писчебумажное производство постепенно сокращалось, а прядильное наращивало темпы.

Колесовы считали усадьбу «колдовской»

С 1853 года владельцами фабрики становятся братья Алексеевы, а в 1854 году их сменили малолетние наследники, и фабрика переходит в ведение Богородской земской управы.

В 1862 году фабрику вместе с усадьбой приобретает компания Колесовых. В усадьбе Колесовы не жили, считая ее колдовской. Их «хозяйствование» нанесло ей непоправимый ущерб. Парк усадьбы был богато украшен скульптурами, вывезенными Я.В.Брюсом из-за границы во время его многочисленных поездок по заданиям Петра I . Купчиха Глафира Колесова, религиозная фанатичка, усмотрела в обнаженных фигурах богов и богинь кощунство и святотатство; она приказала разбить скульптуры и побросать в Ворю.

В 1879 году Колесовы продают ее вместе с усадьбой купцу Якову Лопатину за 200 тысяч рублей – баснословно низкую цену. Ведь в 1822 году только фабрика была оценена почти в 425 тысяч рублей, а тут еще и усадьба со всеми постройками и оставшиеся к тому времени 348 десятин земли с лесом. Видимо, все это хозяйство, и фабричное, и усадебное было крайне запущено.

Несчастья Якова Лопатина

Лопатин принимает меры к приведению фабрики в порядок. Но в 1899 году его постигло несчастье: от прямого попадания молнии сгорел главный усадебный дом вместе со всеми запасами хлопка, находившимися в нем. Надо было восстановить перекрытия и кровлю, отремонтировать стены и разобрать завалы. После ремонта дом так и остался под складом, только хлопок заменили пряжей.
Не успел Лопатин оправиться от одной беды, как его постигла вторая, более страшная: 7 сентября 1902 года по неизвестной причине дотла сгорела фабрика вместе со всем содержимым. Остались лишь полуразвалившиеся остовы зданий. Восстановить фабрику было невозможно, ее надо было строить заново. Лопатину это было не под силу, и фабрика прекратила свое существование.
В 1914 году Лопатин продает усадьбу Глинки с 348-ю десятинами земли вязниковскому купцу Малинину. Тот создал в деревне Кабаново лесопильный завод, передав усадьбу и завод сыну, который торговал лесоматериалами, сводя доставшийся лес.

В 1918 году усадьба была национализирована. Не пережив потери, сын Малинина, по воспоминаниям старожилов, покончил с собой.

Санаторий «Монино»

В 1930 году Наркомат пищевой промышленности взял усадебный комплекс в аренду для устройства дома отдыха. Впервые был проведен капитальный ремонт всего здания, приведен в порядок парк, очищены пруды. Церковь была превращена в спальный корпус.
Во время войны в усадьбе был госпиталь.

С 1948 года – здесь дом отдыха Монинского камвольного комбината.
В 1962 году при бурении скважины обнаружена целебная минеральная вода, и санаторий «Монино» стал специализироваться на лечении заболеваний желудочно-кишечного тракта.

Большая часть текста взята из книги А. Ерофеевой. Город Лосино-Петровский и его окрестности, 2001

Башня-брызгалка

На сайте Исторические усадьбы России говорится о том, что на территории усадьбы «специалисты по биолокации зафиксировали немало интересных аномалий, свидетельствующих о том, что под толщей земли существуют подземные тоннели и комнаты. Иногда рамка начинает неистово вращаться, словно бесится, констатируя редкие аномальные отклонения. Это не что иное, как мощные энергетические заслоны, воздействие которых, не ослабевающее на протяжении столетий крайне опасно для здоровья операторов и разведчиков».

Не знаю, как там с тоннелями и прочим, но свидетелями одной аномалии мы стали сами. Почти все время пока мы гуляли по усадьбе собирался дождь, небо было темным и совсем близко сверкала молния. Дождь так и не пошел. Устав прятаться от возможной грозы, мы дошли до вот такой водонапорной башни-брызгалки. И это был единственный дождик, который на нас в тот день пролился.

Как доехать : с Ярославского вокзала до ст. Монино, далее автобус №32 до остановки «Санаторий».

Вот таким мы увидели Монино

Самое яркое впечатление

В связи с отсутствием самолетиков вышло как-то не позитивно:/